Участь российской науки облегчит децимация

На встрече с преподавателями Сибирского федерального университета в Красноярске министр образования и науки РФ Андрей Фурсенко отметил, что далеко не все российские НИИ соответствуют не только мировому уровню, но и заявленному в их названии определению «институт». При этом общее количество институтов в России возросло, однако активная научная деятельность ведется от силы в полусотне организаций.

Еще в полусотне существуют отдельные «активные рабочие группы». Общее число НИИ в России, по данным министра, составляет 450. Следовательно, в 350 научных организациях руководство министерства не заметило признаков существования даже отдельных, диссонирующих с общим фоном активных групп и коллективов.

Андрей Фурсенко не озвучил «черный список» и не стал называть критериев, по которым следует провести глубокую селекцию научных организаций. Вместо этого он предложил научному сообществу самостоятельно определить, что именно следует поддерживать, а с чем – расстаться без сожаления. Вероятно, обсуждение будет бурным.

Сделанный министром вывод о необходимости «децимации» и приведенные им показатели интересны сами по себе и наводят на размышления. С одной стороны, у экспертов портала Исследования и разработки – R&D.CNews нет оснований сомневаться в том, что приведенные на столь высоком уровне численные показатели не взяты «с потолка», а явились итогом осмысления истинного состояния дел в науке. С другой, не совсем понятно, в какой мере закрытие семи из каждых девяти «научных» организаций способно оздоровить ситуацию в принципе.

На протяжении последних полутора десятков лет российская наука, существовавшая в условиях «скудного пайка», значительно сократила свои ряды. Вместе с тем, сами научные организации продемонстрировали завидную выживаемость даже в таких условиях – их число не только не уменьшилось, но даже возросло.

Изменение способов «борьбы за качество» в научной среде и переход от сокращения финансирования к принудительному сокращению числа научных организаций совсем не обязательно приведет к желаемому эффекту.

Во-первых, это связано с географическим фактором и низкой (по объективным причинам) мобильностью российских научных сотрудников. Закрытие институтов, расположенных вдали от крупных городов, скорее всего лишит его сотрудников всякой возможности заниматься наукой вообще – и не факт, что от этого государство выиграет. Практически наверняка будет потеряна научная и производственная база расположенных на периферии институтов.

В относительно выигрышном положении в случае реализации «плана Фурсенко» окажутся НИИ, расположенные в крупнейших мегаполисах – в первую очередь, в Москве и Санкт-Петербурге. У них же, как нетрудно заметить, будут наилучшие шансы «продемонстрировать» собственную полезность.

Диспропорции, к которым приведет концентрация научных исследований в крупнейших городах, способны скоро стать большой и серьезной проблемой сами по себе. Вероятно, в случае проведения программы в жизнь могут пострадать и пострадают не только «простые НИИ», но и крупнейшие из них – научные центры федерального уровня. Поможет ли это развитию технопарков и наукоградов и тем более получению отдачи от них – большой вопрос.

Обозначенная г-ном Фурсенко проблема низкой эффективности научного поиска сводится в конечном счете к неспособности отечественной науки и научного сообщества к маневру ресурсами и направлению их на те направления, которые в данный момент являются наиболее важными. Закрытие 7 из 9 институтов совсем не обязательно решит проблему – возможно, это лишь сократит пространство для маневра даже в краткосрочной перспективе.

Интересным примером того, как маневр средствами и ресурсами осуществляется за рубежом, стало закрытие 30 июня 2007 года первого в мире электрон-позитронного коллайдера в Германии. Сравнительно «молодой» по российским меркам (1992 г.) и уникальный научный инструмент был закрыт «без сожаления» для того, чтобы высвободить ресурсы для сооружения новых, отвечающих потребностям науки завтрашнего дня, экспериментальных установок.

Для российской науки, зачастую законсервированной вокруг действительно уникальных, но давно утративших актуальность научных инструментов, пример Германии достоин осмысления.

Примечание портала Исследования и разработки – R&D.CNews.

Децимацией в древнеримской армии (и в последующей истории) называлась высшая, но редко применявшаяся в силу античной гуманности форма дисциплинарного наказания, предусматривавшая казнь каждого десятого (по жребию) воина подразделения за тяжкие воинские преступления – например, за потерю знамени или за бунт. Существовали также центезимация (казнь каждого сотого) и вицезимация (казнь каждого двадцатого). Наказание случайно выбранных семи из каждых девяти, согласно историческим источникам, не применялось вообще.